«Охотник на оленей»: Рецензия Киноафиши
Больше, чем Вьетнам: в прокат возвращается «Охотник на оленей» Майкла Чимино.
Вот уже полгода повторный прокат возвращает наш 1979-й и даёт понять, каково это — попасть на сеанс «Сталкера», «Чужого» или «Апокалипсиса сегодня». На днях к ним присоединился «Охотник на оленей» (1978). Шаг для дистрибьюторов во многом рискованный — фильм, конечно, важный и оскароносный, но не настолько раскрученный хит, как названные выше картины. Этим и интересен.
Принято считать, что с «Охотника» в американском кино начинается экранное прорабатывание вьетнамской травмы. Технически это не первая такая картина. Предшественников можно найти как среди документального («Сердца и мысли» Питера Дэвиса), так и игрового кино (из наиболее интересных ― «Кто остановит дождь?» Карела Рейша). И это если не считать европейских лент, поднимавших тему в разгар военных действий (гранды французской Новой волны создали свой киноальманах «Далеко от Вьетнама» ещё в 1967-м). Однако настоящей точкой отсчёта стал именно «Охотник». При этом фильм счастливо избежал старения, свойственного тематическим первопроходцам. Секрет актуальности прост. Коппола, в те же годы поливавший напалмом филиппинские джунгли, мыслил свой «Апокалипсис...» фильмом-Вьетнамом. У Чимино Вьетнам — лишь одна из сюжетных линий весьма своеобразного киноромана.
Необычен уже выбор героев. Для Чимино, потомка итальянских эмигрантов, Америка — страна чужих, одиночек, изгоев. Действующие лица «Охотника» соответствующие — русские сталевары из пенсильванской глубинки. Майк Вронский (Де Ниро) и Никанор Чеботаревич (Уокен) гуляют на свадьбе Стивена Пушкова (Сэвэдж). Гости заводят «Катюшу», и гуляние перерастает в проводы: все трое записались добровольцами во Вьетнамскую кампанию. День накануне отбытия друзья проводят на оленьей охоте, ведущейся в соответствии с принципом: уложить зверя одним выстрелом.
Так проходит первый час картины, тягучий, шумный, тонущий в деталях и лицах. На первых сеансах сквозь стереозвук свадебных сцен можно расслышать смех соседей по залу — нервную реакцию на родную речь и Де Ниро, отзывающегося на фамилию Вронский. В обращении к русской теме у Чимино был особый резон — какой ещё народ можно брать в свидетели, затевая эпос о войне и мире? Зрительские улыбки стирает уже сцена охоты, озвученная пением церковного хора.
А затем начинается война. Чимино уверял, что лично бывал на полях вьетнамских баталий (на самом деле — не был ни секунды). Поставленная им боевая сцена заложила канон изображения бойни нового времени: взрывающиеся джунгли, разорённая деревенька, выход на врага с огнемётом. Впрочем, своё главное испытание герои переживут не в пылу рукопашной, а в плену, на верхнем этаже плавучей хижины за игрой в русскую рулетку. «Во Вьетнаме творилось насилие всех сортов, — писал журналист Питер Арнетт, — включая самосожжения монахов, взрывы, изнасилования, подлоги и резню вроде массового убийства в общине Милай, но ни одного случая русской рулетки». Святая правда: Чимино выдумал — но выдумал, одну из самых неожиданных и напряжённых сцен как в фильме, так и в кино вообще. Вокруг героев Де Ниро и Уокена, усаженных за стол, улюлюкают вьетконговцы. Но подлинной угрозы от этих садистов не исходит. Они — докучливая саранча, которую можно передавить. С кем идёт игра? Русская рулетка традиционно ассоциируется с судьбой, но и на этом Чимино не делает акцент. Герои играют друг против друга, глаза в глаза. Сцены рулетки — точки кипения, актёрская психодрама пугающего накала. Они же — ключевые моменты фильма, его смысловое ядро. Стоит вспомнить, что в самой первой версии сценария не было Вьетнама, но была фигура человека, одержимого смертоносной русской игрой. Чимино переписал в этой истории всё, кроме рулетки. Мотив он довёл до высших кондиций американской прозы двадцатого века, в которой метафизика существует рука об руку с натурализмом и психологическими штудиями. Никанор, бледный пленник Сайгона, действует на экране сразу в двух ипостасях. Он живой человек со сломанной судьбой, жертва войны и наркотиков; он же — воплощение звериного начала, которое охотник-оленебой Вронский лелеял в себе всю жизнь. По крайней мере, до Вьетнама. Вернувшись домой, герой Роберта де Ниро не находит себе места; он слишком близко познакомился со смертью, чтобы найти покой в сонном городке. Охотиться Вронский тоже не в состоянии: ему открылся новый мрачный смысл правила убийства с одного выстрела. Остаётся одна дорога — самоволкой в Сайгон, навстречу безумному Никанору и русской рулетке. Лишь пройдя этот путь до конца и разрешив спор со своими внутренними демонами, он окинет взглядом родную Америку и разглядит отпечаток смерти на лице каждого встречного. Мы все потеряли что-то на этой безумной войне.
Реальность мрачным образом подыграла Чимино. Второплановую роль Стэна, одного из приятелей главного героя, играл Джон Казале, находившийся на терминальной стадии рака. Стэн, слабак, тяжело переживающий недостаток мужественности, легко мог выйти презренным персонажем, оттеняющим экзистенциальную трагедию Вронского и Чеботаревича. Но попробуйте взглянуть Казале в глаза: там настоящая боль и смятение. О диагнозе актёра знала вся группа — быть может, оттого такими пронзительными получились финальные сцены картины, где в каждом лице сквозит коллективное переживание смерти. До премьеры «Охотника на оленей» Казале не дожил.
Слишком много важного сошлось в этом горьком осеннем фильме: отравленный воздух эпохи, собственные переживания участников, живописная мощь оператора Вилмоша Жигмонда и эпический дар Майкла Чимино. Это действительно не фильм-Вьетнам, а что-то гораздо большее. Пессимистический эпос позволил американцам пережить свою историческую боль. В нашей стране соседями «Охотника» по зрительным залам станут «Братство» и «Донбасс. Окраина». 2019 отвечает 1970-м. Случай слишком выразительный, чтобы о нём не упомянуть.
Сергей Алексеенко