«Грех»: Рецензия Киноафиши

В предыдущем фильме Кончаловского «Рай» герои, попавшие в страшную воронку Второй мировой, исповедовались прямо в камеру невидимому собеседнику. Ближе к финалу становилось понятно, что разговаривают они с апостолом Петром, а в его лице – с самим богом. «Грех» начинается с проклятий, которые бормочет себе под нос великий Микеланджело Буонаротти. Адресат у них все тот же, и это вовсе не зритель. В новой картине, снятой в Италии и на итальянском языке, Кончаловский снова беседует с вечностью.

Микеланджело (Альберто Тестоне) пытается одновременно услужить двум могущественным итальянским кланам: делла Ровере и Медичи. Формально покровителем художника является папа Юлий II. Он принадлежит к семейству делла Ровере, и по его заказу Микеланджело только что закончил роспись Сикстинской капеллы. По контракту он должен сделать еще и гробницу Юлия, но тут папа умирает, к власти приходят Медичи, и у мастера появляется новый заказ – создание фасада флорентийской церкви Сан-Лоренцо. Микеланджело пытается угодить и тем и другим (любой отказ чреват местью). Но параллельно с созданием шедевров ему также приходится решать множество вполне земных вопросов: он кормит семью во главе с алчным отцом, под шумок скупает дорожающую недвижимость, женит одного из учеников и разрабатывает план транспортировки гигантского куска мрамора, за размеры прозванного «монстром».

Кончаловский, как и в «Рае», сознательно отказывается быть современным, недвусмысленно давая понять, что из нынешних художников общаться и полемизировать ему не с кем. То ли дело мастера эпохи Возрождения или гении итальянского кино 50-х и 60-х (в первую очередь, конечно, Пьер Паоло Пазолини с его «Декамероном»). Режиссер снова выбирает «старинный» формат 4:3, превращающий любой кадр во фреску и визуально отодвигающий фильм куда-то в прошлое - туда, где жили и работали великие.

Больше всего в «Грехе» поражает материальное пространство. Это не воссоздание Ренессанса – это его сотворение. Кончаловский, блестящий знаток итальянской культуры, с помощью света, тени, декораций, костюмов и композиции добивается невероятного эффекта: каждая мизансцена выглядит как ожившая картина из галереи Уффици. В то же время в этом мире нет никакой искусственной пустоты или вычищенности. Он, как и положено эпохе, заполнен пылью, камнем, человеческим потом и нечистотами. Массовка состоит из тщательно подобранных непрофессионалов с выразительными лицами, достойными пера Рафаэля, Леонардо или Боттичелли (говорят, что в сценах с мраморными карьерами частично снимались реальные итальянские каменотесы).

На равных в кадре существуют и животные. Белоснежные волы, деловитые курицы, а также лошади, собаки и котята тоже будто сошли с живописных полотен и выполняют не только сюжетную, но и аллегорическую функцию. Когда в фильме внезапно одушевляется и получает имя бессловесная каменная глыба, становится окончательно понятно, что, помимо старого итальянского кино, режиссер погружается еще и в старое отечественное: мотивы «Греха» прямо рифмуются с мотивами «Андрея Рублева», сценарий к которому Андрей Тарковский писал в соавторстве с Кончаловским. Там лили и поднимали колокол – здесь тягают мрамор.

Процесс творчества в фильме показан почти мистическим актом откровения. Микеланджело и сам точно не знает, как ему удается ваять шедевры. Из осознанных чувств у него только мучительная ненасытность и неудовлетворенность любым результатом: сколько бы тебе ни твердили, что ты «divino» (то есть «божественный»), ближе к небесам ты все равно не становишься. «Я хотел выразить бога, а обрел только красоту человека», - с горечью говорит мастер в одной из сцен.

Заземляют его деньги. Презренное золото, которое надо постоянно искать, выпрашивать, считать, отдавать. Скульптура – дорогой вид искусства, без богатых спонсоров и покровителей заниматься им невозможно (как и кино, заметим в скобках). Гений Микеланджело у Кончаловского окружен даже не злодействами, а мелкими стычками, скандалами и пакостями; его творения прорастают на почве, пропитанной завистью, ревностью, жестокостью и жадностью. Вопрос о том, кого в творчестве больше – бога или дьявола – остается в фильме открытым.

Финансовая линия, впрочем, все-таки добавляет в действие нотку современности. Сцена, в которой Микеланджело получает деньги от нового папы Льва X – тучного, черноволосого, хитрого и в целом отталкивающего, но очень щедрого политика, как-то сразу навевает воспоминания о вступительных титрах, где генеральным продюсером ленты значится миллиардер Алишер Усманов. Вряд ли, конечно, Кончаловский задумывал это как портрет (последние его интервью полны неприятия любых видов фронды), но говорящие параллели в талантливых произведениях часто возникают и помимо авторской воли.

Что сотворил из монструозного камня Микеланджело, служивший в общей сложности девяти папам, зрителю показывают в финале. Была белая мертвая глыба – а получились «Моисей» и «Пьета», у которых каждая жилка выглядит как живая: кажется, дотронешься до нее – и там будет пульсировать кровь. О фильме, при всех его несомненных достоинствах, того же сказать нельзя. Он похож не на божественное творение, подобное скульптурам Ренессанса, а на фаустовского Гомункула – порождение многознания, накопленных годами умений и проданной души. Хорош, но не прекрасен, умен, но не мудр, жив, но нежизнеспособен. Кончаловский, а не Тарковский. И этого не изменит даже вечность, сколько к ней ни взывай.

Ксения Реутова