«Фабрика грёз»: Рецензия Киноафиши
История любви актера массовки и французской танцовщицы на главной киностудии Германии.
ГДР, 1961 год. Только что демобилизовавшийся из армии Эмиль (Деннис Мойен) по протекции старшего брата попадает на студию ДЕФА – главную съемочную площадку Восточной Германии. Он становится актером массовки на проекте, в котором играет французская дива Беатрис Морэ. Однако внимание юноши привлекает вовсе не она, а ее дублерша, танцовщица Милу (Эмилия Шюле). Эмиль влюбляется в нее с первого взгляда. Дела на работе не ладятся – из-за нескольких промахов подряд его увольняют со студии. Зато ему удается договориться о свидании с Милу. Но в день назначенной встречи происходит неожиданное событие. В Берлине начинается возведение стены, и военные перекрывают путь из западной части города, где живет девушка, в восточную, где находится ДЕФА. Танцовщица улетает в Париж вместе с другими французскими кинематографистами. Эмиль грустит, но не сдается. Он решает остаться на студии и осуществить грандиозный проект, который позволит вернуть в Берлин Беатрис Морэ, а вместе с ней и Милу.
Выражение «фабрика грез» обычно употребляют по отношению к Голливуду, но в фильме Мартина Шрайера подразумевается совсем не он. Речь идет о немецкой студии Бабельсберг. Это место с легендарной историей, и оно, между прочим, всего на пару лет младше своего американского конкурента. Первая студия на территории Лос-Анджелеса начала строиться в 1909 году, первая студия под Берлином – в 1911-м.
Бабельсберг повидал и немецких экспрессионистов, и пропагандистов Третьего рейха (Лени Рифеншталь монтировала здесь «Триумф воли»). После Второй мировой студия оказалась на территории ГДР и была переименована в студию ДЕФА. Здесь производились знаменитые истерны про Чингачгука с Гойко Митичем, фильмы про лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана и очень популярные в Советском Союзе детские сказки. После падения Берлинской стены Бабельсберг стал любимой базой голливудских режиссеров. Тут снималось огромное количество оскароносных картин, от «Пианиста» Романа Полански до «Бесславных ублюдков» Квентина Тарантино.
«Фабрика грез» в этом контексте – проект знаковый. Это первый за двадцать лет самостоятельный фильм студии: наконец-то Бабельсберг выступает не площадкой для воплощения чужих идей, а отдельным игроком и производителем. Тем удивительнее отказ авторов от богатейшего фактологического материала. Картина, несмотря на синопсис, ничего не рассказывает ни об истории студии, ни о трагедии, связанной с возведением Берлинской стены. Лишь в одной из сцен главного героя карикатурно поколотят люди в серой форме, и на этом вся рефлексия о гдровском режиме закончится.
Фильм не соприкасается с реальностью и в описании кинопроцесса. Эмиль, который толком не умеет обращаться даже с печатной машинкой, вдруг по щелчку создает полноценный сценарий, а потом еще и берется за съемки масштабного пеплума, где вся его режиссерская роль сводится только к крикам «Камера! Начали!» Даже если посчитать, что авторы картины ориентировались в первую очередь на детей и подростков, для кино о кино это какое-то непростительное упрощение.
Ближе всего, как ни странно, «Фабрика грез» оказывается не к историческим драмам, на которых выстроен позитивный международный имидж немецкого кинематографа, а к тем самым сказкам студии ДЕФА, на которых выросло не одно поколение советских граждан. Это тоже ход – очистить сюжет от веса большой истории, от документальности и второстепенных линий и оставить только лав-стори и визуальный китч в виде массовки в римских одеяниях и летящих в камеру розовых лепестков. Смотрится это эффектно, но оригинальностью даже не пахнет. Грим и костюмы превращают красавчика Денниса Мойена в молодого ДиКаприо времен «Титаника» (зачем, если немец чертовски хорош и так?), а в качестве проекта мечты его герою дают «Клеопатру», которую, как известно всем киноманам, на самом деле в те же годы снимали совсем другие люди и по другую сторону Атлантики. В итоге фильм выглядит как красочный промо-ролик, демонстрирующий технические возможности студии Бабельсберг. Фабрика тут однозначно есть, а вот грез отчаянно не хватает.
Ксения Реутова