«Гудбай, Америка!»: Рецензия Киноафиши
Сказ о том, как эмигрировавшие русские тоскуют по березкам, а их дети открывают уголки родной души.
Можно ли стать своим в Америке? Способны ли деньги и комфорт унять тягу к русским блинам, одесскому гефилте фиш и знаменитому армянскому тжвжику? Как перебороть пресловутую русскую ментальность, попадающую в организм с молоком матери? Теряем ли мы свою идентичность, променяв родные березки на цветастые пальмы? Об этом и многом другом пытается размышлять и рефлексировать великий режиссер наших дней Сарик Адреасян. Он буквально препарирует советскую и американскую души, показывая тонкости и с трудом улавливаемые детали столкновения столь разных культур. Возможно, как-то так фильм и выглядел в голове автора, но вот до зрителя добрался несколько иной продукт.
«Гудбай, Америка» представляет собой набор историй в духе «Реальной любви». Мы знакомимся с несколькими семьями и героями. Первым нужно найти знаменитое еврейское блюдо, как «делала бабушка». Такова прихоть беременной жены, которой не может противиться супруг, вынужденный возить ее буквально по всем калифорнийским ресторанам национальной кухни. Ко вторым приезжает дедушка из России, мечтающий научить внука прелестям русских уличных развлечений с карбидом и серой, что оборачивается ожидаемыми проблемами. Третьим становится Игорь, стесняющийся своих корней, ведь с «дикими русскими» никто не хочет вести бизнес. Четвертым оказывается армянин с истекающей грин-картой, готовый ради гражданства заключить фиктивный брак с американкой. Последним, объединяющим всех персонажей, будет местный учитель музыки из школы для русских детей. Правда, это не единственное занятие Георгия, не расстающегося со своей гармонью. Он подрабатывает местным «волшебником» и способен решить любую проблему своих соотечественников на чужбине.
Дальше со стихами Бродского, Евтушенко и постоянным проигрышем на гармони «С чего начинается родина» мы окунаемся в мир стереотипов, оживших монологов Задорнова о глупых американцах и шуток про туалет. Последнее, к сожалению, не преувеличение. Герой Стоянова буквально перебирает газеты в доме, приговаривая: «Трамп, Трамп, Трамп, а че, Обамы не осталось? О, Меркель, тоже сойдет», потом комкает бумагу и скрывается за дверью заветной комнаты, до этого уже успев перепугаться от существования подмыва. Совсем скоро последует вековая мудрость «закуска градус крадет» и вечная любовь к алкогольному ЗОЖ с тостами «за здоровье». Мы узнаем, что русские, пускай и не оканчивали Гарвард, но будут поумнее окружающих. И многие другие культурные и не очень особенности, без которых невозможно вырастить уважаемого члена общества.
На этом Сарик не остановился и пошел дальше, наполнив картину банальными приемами из ромкомов. Безумными капризами беременности, чудодейственными блинами с вареньем, дарящими прозрение, вместе с плачем под трогательную, но искусственную музыку. Все герои ведут прилизанные разговоры, как будто их диалоги писала нейросеть, и пытаются неудачно шутить, буквально показывая, почему мир не в состоянии понять эту широкую и местами по-настоящему дикую душу. В конце все соберутся за большим столом и мангалом, а кто-то спасет свой брак в аэропорту, почти у трапа самолета. Из картины вытянули всю жизнь, собрав ее из деталей конструктора, вот только под рукой оставались лишь предрассудки из прошлого. Тогда «Вачовски еще были братьями», как скажет один из героев. В конце ждет спасительная песня «Наутилуса» «Прощальное письмо», давая понять, что нам не показалось, откуда позаимствовано название.
«Гудбай, Америка» иллюстрирует собой единственную мысль: хорошо там, где есть русские, правда, им самим не всегда хорошо вдалеке от родной земли. Сарик пытался снять искреннее и доброе кино для людей, способных смеяться над дразнилкой «Обама-обезьяна», верящих в русскую исключительность, что выручит в любых трудностях на чужбине, тепло вспоминающих Задорнова и вытирающих скупую слезу. Они просто не заметят оставшегося после широкого гостеприимства хаоса и разрухи, отживших нравоучений и давно почивших советов. Просто для них мир действительно выглядит так, и вряд ли с этим можно что-то поделать. На картину стоит идти за простотой и незамысловатостью. Здесь опасно думать, а все, что требуется от зрителя — это отдаться обволакивающим русским корням. Главное, верить в существование особой и неповторимой ментальности, которую может оценить только сосед, облокотившийся на березку и закусывающий блином с красной икрой.
Константин Киценюк
